Игры
Исторические корни игровой цензуры
Как художественные произведения приводили в соответствие с этикой большинства

Большинство российских геймеров если и не родились, то выросли в стране, в которой слово «цензура» успело превратиться в страшилку из далекого прошлого. Не то чтобы в современной России процветала свобода слова – по мнению организации «Репортеры без границ», провозгласившей борьбу с цензурой одной из своих первостепенных задач, наше государство по этому параметру стабильно занимает место в середине второй сотни по соседству с Тунисом и Республикой Фиджи. Сам по себе этот факт едва ли заставит кого-то выйти на демонстрацию протеста или хотя бы черкнуть пару строк в блоге [ без комментариев, – комментарий из 2018 ], однако участившиеся нападки на игры со стороны самопровозглашенных ревнителей морали заставляют нас всерьез поговорить о таком явлении, как цензура.
Само понятие «цензура» имеет римское происхождение, слово это в переводе с латыни означает «оценка». Изначально надзор за моралью римских граждан был лишь второстепенной функцией цензоров – до начала политической карьеры Марка Порция Катона. Активный участник пунических войн и видный литератор Катон оказался неутомимым борцом с падением нравов в Вечном городе – к признакам упадка он относил увлеченность греческой культурой и роскошный образ жизни. Марк Порций доходил до того, что за малейшие проступки исключал уважаемых римлян из сената. Неудивительно, что в историю Катон вошел под прозвищем Цензор.

Блюститель морали Катон доходил до того, что мог лишить сенатора поста лишь за прилюдный поцелуй жены или лишний вес.
Однако нетерпимый к чужим слабостям демагог Катон кажется чудаковатым стариком на фоне китайского императора Цинь Шихуан-ди и религиозных фанатиков. Первый, стремясь упрочить свою власть, приказал уничтожить все книги, за исключением тех, которые могли приносить практическую пользу (так уцелели рукописи по медицине и земледелию), и казнил несколько сотен ученых. А благочестивые язычники осудили на смерть знаменитого афинского философа Сократа за оскорбление богов, а римляне казнили тысячи христиан за отказ приносить жертвы. Однако уже тогда люди понимали, что запечатленная – в частности, на пергаменте или бумаге – крамольная мысль может быть так же опасна, как и человек, ее высказывающий.
Поскольку евангельские тексты первоначально существовали лишь в устной форме, а некоторые из них еще и противоречили остальным, иерархи церкви, тщательно сличив все писания, признали каноническими лишь четыре из них. Остальные же были признаны противоречащими церковному преданию. Многие из этих текстов, или, по крайней мере, их отрывки, все-таки дошли до наших дней и считаются апокрифическими – в дальнейшем они не раз и не два поднимались на щит противниками христианства.
Зато в эпоху Средневековья католики уже не могли пожаловаться на отсутствие опыта в области цензуры – Реформация и появление книгопечатания дали святым отцам немало поводов применить свои навыки на практике. Излюбленным средством борьбы с противоречащими церковной позиции текстами долгое время оставался огонь – когда удавалось дотянуться до авторов, они, подобно чешскому реформатору Яну Гусу, отправлялись на костер вместе со своими сочинениями.
Едва было изобретено книгопечатание, как папа Александр IV запретил распространять на католических территориях тексты, не одобренные Церковью. Еще до того противник Александра флорентийский проповедник Джироламо Савонарола разжигал «костры тщеславия», в которых уничтожали все, что он считал небогоугодным – от картин до философских трактатов и книг, посвященных магии.
В первой половине шестнадцатого века отбор вредной литературы был формализован: боровшийся за духовное здоровье паствы папа римский Павел IV составил первый официальный список книг, запрещенных католической церковью – Index Librorum Prohibitorum. Впрочем, и протестанты не отставали. Так, едва оказавшись у власти, английские пуритане начали преследовать католиков. В те времена за непосещение церковной службы присуждались штрафы, а то и в тюрьмы сажали, а тех, у кого находили Библию на латыни, попросту казнили.
Постепенно все большее значение приобретали светские науки и искусства, проповедующие чуждые Церкви идеи и подтачивающие ее основы. Неудивительно, что апологеты веры заняли охранительную позицию. За четыре с лишним столетия «Индекс запрещенных книг» пережил тридцать два переиздания – на его страницах фигурировали произведения таких авторов, как Вольтер, Дефо, Коперник, Бальзак, Декарт, Кант. В странах, признававших власть римского понтифика, нелегко было отыскать произведения, вышедшие из-под пера этих вольнодумцев.
Православное духовенство тоже считало важным делом защиту паствы от тлетворного влияния западной культуры. Представители Русской Православной Церкви правили по своему усмотрению «Опыт о человеке» Поупа, запрещали труды Дарвина, Геккеля, Дидро, Гольбаха и многих других ученых, философов и писателей. Однако основные охранительные функции взяло на себя государство. Первый в российской истории цензурный кодекс, изданный в «дней Александровых прекрасное начало», провозгласил, что в издаваемых книгах не должно было содержаться ничего «против закона Божия, правления, нравственности и личной чести какого-нибудь гражданина». Впрочем, по сравнению с наследовавшим ему младшим братом Александр I выглядел настоящим либералом. Николай I значительно ужесточил вышеупомянутый устав и самолично занимался вопросами цензуры, причем не только в своем отечестве, но и за его пределами. В 1844 г. во Франции некий литератор написал фривольную пьесу, где бабушка Николая, Екатерина Великая, была представлена, мягко говоря, весьма легкомысленной особой. Узнав об этом, русский император написал французскому королю, что если это произведение будет поставлено, в Париж прибудет миллион зрителей в серых шинелях, которые ее освищут. Конечно, после такого предостережения в театры пьеса не попала.
Поскольку священники трудились «за себя и за товарища», светской власти не так уж часто приходилось прибегать к запретительным мерам, ограничиваясь контролем над прессой – до тех пор, пока труды писателей не начинали подтачивать основы этой власти. Так, англичанин Томас Пейн, написавший вскоре после начала Французской революции книгу «Права человека», у себя на родине был приговорен к тюремному сроку (заочно – к тому времени он жил в Париже), а его книга была запрещена. Справедливости ради заметим, что во времена этой самой революции тысячи несогласных в лучшем случае отправлялись в изгнание, в худшем – на гильотину. Да и книг сторонники «свободы, равенства и братства» уничтожили немало.

Убежденный сторонник Французской революции Томас Пейн едва не стал ее жертвой и доживал свой век в США, крестным отцом которых его прозвали.
Но поистине невиданный размах государственная цензура приобрела в первой половине двадцатого века в странах, где господствовали тоталитарные режимы. Едва придя к власти, большевики с места в карьер ввели новую орфографию и стали сажать тех, кто придерживался прежних норм правописания, а уж декрет о том, что нет и не может быть таких наук, как философия с филологией, современному человеку должен показаться полным абсурдом. Вряд ли стоит напоминать, что в СССР любой текст, шедший вразрез с генеральной линией партии, не имел шансов на публикацию, а его автор вполне мог поплатиться за вольномыслие свободой, а то и жизнью.
В наш информационный век бороться с книгами не только глупо, но и бесполезно. Сегодня в России если и запрещают распространять какие-то произведения, то лишь те, которые признаны экстремистскими, и вряд ли кто-то из нас будет жалеть, что на полках отечественных книжных магазинов и библиотек не нашлось места для книги, написанной фюрером Третьего рейха. Впрочем, до сих пор находятся люди, полагающие, что аутодафе идеологических вредных книг способствует возрождению нравственности в обществе. Так, всего несколько лет назад кучка православных активистов демонстративно сжигала в центре Москвы книги о Гарри Поттере, а представители молодежной организации «Идущие вместе» топили в символическом унитазе книги В. Сорокина.
Смех смехом, но и в наши дни литературным творчеством можно заработать себе смертный приговор – живым (к счастью) примером тому служит британский писатель Салман Рушди. В его романе «Сатанинские стихи», вышедшем в свет в 1988 году, мусульмане углядели клевету на пророка Мухаммеда. Книга была моментально запрещена в большинстве исламских государств, а глава Ирана призвал единоверцев казнить писателя – впоследствии за голову Рушди не раз предлагались внушительные денежные вознаграждения и он был вынужден скрываться, опасаясь за свою жизнь. Впрочем, как известно, черный пиар – тоже пиар: если бы не многочисленные нападки со стороны радикальных мусульман, еще неизвестно, удостоился бы писатель титула рыцаря Британской Империи или нет.

«Православные хоругвеносцы» называют себя современными инквизиторами.
Главнейшее из искусств
Хотя далеко не во всех странах мира в прошлом веке чтили заветы дедушки Ленина, не заметить, что кино становится важнейшим из искусств, мог разве что слепой и глухой. Стоит ли удивляться, что список фильмов, подвергавшихся в двадцатом веке цензуре, гораздо длиннее, чем перечень книг?

Игры о Ларе Крофт китайскую компартию не задевают, а вот экранизация пришлась им не по душе.
Сложно отыскать на карте государство, в котором за последние полвека не подвергли бы цензуре хотя бы пару-тройку кинокартин. Активнее всего на этой ниве себя проявляет Китай. В Поднебесной были запрещены к показу «Лара Крофт – расхитительница гробниц: Колыбель жизни» и «Семь лет в Тибете», а из третьей части «Пиратов Карибского моря» вырезали около десяти минут – все из-за того, что картины, по мнению местных чиновников, создают неправильный или непривлекательный образ китайского народа.

В Китае из третьей части «Пиратов Карибского моря» вырезали десять минут, посвященных пиратскому капитану Сяо Фенгу.
Ни один фильм за последние годы не был запрещен в таком количестве стран, как «Борат: культурные исследования Америки в пользу славного государства Казахстан». Чиновники, отвечающие за кинопрокат в России, на Украине, в Китае и Египте постановили, что зрители могут счесть содержание комедии Коэна оскорбительным по отношению к отдельным национальностям и религиям. Не отстает и «Код да Винчи» – экранизация бестселлера Дэна Брауна так и не попала на экраны в Ираке, Мьянме, Шри-Ланке и, разумеется, Ватикане. Причина – клевета на католическую церковь.
Дураки & Драконы
Вскоре после окончания Второй мировой войны в США была создана «Ассоциация издателей комиксов», которой пришлось заняться активной самоцензурой. В 1954 году увидела свет книга Seduction of the Innocent психолога Фредерика Вэртхэма, утверждавшего, что «рассказы в картинках» (тогда еще никто не называл их «графическими романами») отрицательно влияют на подрастающее поколение. В ответ на поднявшуюся бурю общественного негодования «Ассоциация» сформулировала кодекс, которым отныне должны были руководствоваться все издатели комиксов: запрещалось представлять преступников в выгодном свете, следовало избегать жестокостей и насилия, добру надлежало всегда торжествовать над злом, со страниц комиксов изгнали вампиров, оборотней и зомби и, конечно, не могло и речи идти об интимных сценах или обнаженной натуре. Хотя законных оснований принудить издателей следовать кодексу у «Ассоциации» не было, она пользовалась экономическими рычагами воздействия, и комиксы несогласных зачастую просто не попадали в магазины.
Однако уже в семидесятых кодекс затрещал по швам, и «Ассоциации» пришлось постоянно делать послабления, допуская появление на страницах комиксов того, что прежде находилось под запретом. В результате гиганты индустрии во главе с Marvel махнули рукой на ограничения и стали работать для читателей всех возрастов.

Притихшие было в двадцатом веке поборники религиозных ценностей с новыми силами бросились обличать и запрещать, когда триумфальное шествие по западному миру начала настольная ролевая игра Dungeons & Dragons. Фундаменталисты обвиняли ее в пропаганде оккультизма, сатанизма, садизма и прочих нехороших «-измов». Другим настолкам тоже доставалось, но D&D стала излюбленной мишенью критиков. И хотя все попытки доказать, что ролевые игры превращают подростков в ведьм и сатанистов, не увенчались успехом, издательство TSR предпочло убрать из своих книг упоминания о демонах и дьяволах, чтобы лишний раз не связываться с фанатиками. И те и другие вернулись в миры D&D в начале двадцать первого века, но к тому времени обывателей уже перестали пугать настолками – теперь все шишки доставались видеоиграм.
Sex, Violence, Religion
В пропаганде жестокости и насилия видеоигры обвиняют почти с самого момента их появления. Первая волна подобной критики обрушилась на индустрию в 1976 году, когда вышла аркада Death Race, в которой, управляя гоночной машиной, требовалось сбивать «гремлинов». Возмущенные вопли постепенно поутихли – но лишь на время, пока не появились первые игры, графику в которых хотя бы с натяжкой можно было назвать реалистичной. До сих пор обвинения в пропаганде преступлений – излюбленные аргументы в арсенале игроненавистников.
В то же время там не используют рейтинг PEGI, оставаясь верными собственной системе Unterhaltungssoftware Selbstkontrolle. Как и в случае с Австралией, разработчикам перед релизом в Германии часто приходится вымарывать целые куски, чтобы их творение получило нужный рейтинг. В противном случае игры не запрещают, но из-за ограничений на продажу рассчитывать на серьезную прибыль не приходится. В результате подчас издатели предпочитают не трепать себе нервы и просто не выпускают игры в Германии.
А после трагедии в Виннендене, когда семнадцатилетний парень в начале прошлого года убил пятнадцать человек – якобы заигрался в Far Cry 2 – канцлер Ангела Меркель пообещала еще больше ужесточить законодательство в отношении игр.
Большинству запрещенных в тех или иных странах игр вынесен приговор: «за насилие и жестокость». Самый громкий скандал разразился в Бразилии на рубеже тысячелетий: очередной маньяк устроил стрельбу по людям, а виноваты во всем оказались кровавые видеоигры. В результате правительство запретило ряд особо жестоких игр. До сих пор в стране кудесников футбола нельзя продавать, например, Doom, Mortal Kombat, Postal и Carmageddon.

В Mass Effect общественность особенно возмутила возможность заняться лесбийским сексом, да еще с синей инопланетянкой.
Хотя в девяти случаях из десяти упреки поборников морали звучат в адрес индустрии в целом, список конкретных видеоигр, регулярно становящихся жертвами цензуры, крайне скромен – это сериалы Grand Theft Auto, Manhunt, Call of Duty и Mortal Kombat. Но примеры других стран не указ бравому президенту Венесуэлы Уго Чавесу, который со словами «эти игры, которые они называют “PlayStation” – это яд. Такие игры учат вас, как надо убивать» попросту запретил в своей стране распространение всех игр, в которых нужно стрелять в людей. Впрочем, славой главного мирового борца с видеоиграми Чавес наслаждался недолго. Не прошло и пары недель после его заявления, как исламистские радикалы из движения «Хизб аль-Ислам» запретили на подконтрольной им территории Сомали вообще все игры. Именно в них, а вовсе не в продолжающейся уже почти два десятка лет гражданской войне, боевики видят угрозу «социальной структуре страны».

EverQuest – единственная игра, запрещенная в Бразилии не по причине жестокости, а из-за большого количества обнаженной натуры.
За сексуальные мотивы играм достается гораздо реже – то есть за них тоже критикуют, но обычно вспоминают заодно с другими «грехами». Впрочем, встречаются и исключения. Так, в Таиланде без разговоров запрещают любые эротические видеоигры. Но проблемы тайцев мало кого волнуют, кроме них самих, а вот сексуальный скандал, связанный с Mass Effect, прогремел на весь мир. Началось все с записи популярного блоггера Кевина Маккалоу, а вскоре уже журналисты Fox News сделали из мухи слона и из-за минутного эротического эпизода едва ли не объявили Mass Effect порнографией. Приглашенный эксперт, психолог Лоуренс Купер, с Mass Effect, естественно, знакома не была, но «авторитетно» заявила, что игра учит подростков относиться к девушкам однобоко и оценивать их, только исходя из сексуальной привлекательности (как будто подростков этому надо учить! – Ред.). Впоследствии ей пришлось извиниться и забрать свои слова назад.
Естественно, религиозные деятели не оставили набирающий популярность феномен видеоигр без внимания. Помните, какие претензии они предъявляли к D&D? Примерно такую же риторику можно сегодня услышать из уст представителей духовенства в адрес видеоигр. Так, предыдущий Патриарх Всея Руси Алексий II сказал на собрании Российской академии образования в 2004 году: «Компьютерные игры пропагандируют культ насилия, убеждают нас, что человеческая жизнь ничего не стоит». Среди верующих у него полно единомышленников по обе стороны Атлантики. Однако следует иметь в виду, что в большинстве стран нет государственной религии, а это значит, что иерархи церкви обращаются прежде всего к своей пастве, и возможности запретить греховные развлечения во всей стране попросту не имеют. Та же Русская Православная Церковь борется с проблемой ненасильственными методами: поддерживая «правильные» игры (среди таких, например, документальный шутер «Правда о девятой роте», посвященный подвигу героев афганской войны), а в последнее время – и создавая их (работа над богоугодным онлайновым квестом ведется в Екатеринбургской епархии, еще в 2006 году выпустившей игру «Путешествие азбуки»).

Нападки на Death Race в свое время лишь увеличили продажи игры.

Хотя в игре Night Trap надо было спасать девушек от вампиров, ее создателей обвинили в пропаганде насилия над женщинами.

После того как американские школьники устроили стрельбу по одноклассникам и учителям, политики и журналисты начали искать виноватых. И быстро нашли – ими оказались авторы Doom.
Наконец, многим государственным мужам не нравится, когда в играх активно убивают их сограждан. В Японии по этой причине не продавали игру Call of Duty: World at War, а Call of Duty 4: Modern Warfare не попала на прилавки магазинов в Арабских Эмиратах и Саудовской Аравии. В Китае терпеть не могут, когда в неприглядном свете выставляют армию Народной республики – за это в стране были запрещены Command & Conquer: Generals и I.G.I.-2: Covert Strike.
От 18 и старше
В начале девяностых годов прошлого века, с наступлением эпохи шестнадцатибитных приставок, вспыхнула одна из самых жарких общественных дискуссий в истории видеоигр – им инкриминировалась приверженность к излишней натуралистичности и жестокости. Напомним, мы говорим об эпохе, когда только-только появилась на свет первая Mortal Kombat. Она-то в первую очередь и вызвала недовольство у американских блюстителей нравственности, в Конгрессе США даже состоялись специальные слушания, посвященные чрезмерной жестокости в играх. Процесс широко освещался в американских СМИ – его итогом стал ультиматум разработчикам и издателям: в течение года они должны были сформировать собственную систему возрастных рейтингов, иначе за них это сделало бы федеральное правительство.
Крупнейшие игровые компании отнеслись к предупреждению всерьез, и уже в 1994 году была создана организация Entertainment Software Rating Board (ESRB). С тех пор обвинения индустрии во всех смертных грехах, если и не прекратились, то стали звучать гораздо реже.
В настоящее время в рамках ESRB существует шесть возрастных категорий. Основная масса игр, представляющих наибольший интерес для читателей нашего журнала, получает рейтинг Teen или Mature 17+. Первый присваивается проектам, ориентированным на пользователей от тринадцати лет и старше, – насилие допускается, но без излишнего натурализма, никаких грубых ругательств и секса. Все перечисленное надо искать в играх со значком «M 17+» на обложке, среди которых сериалы Halo, Fallout, Metal Gear Solid, Resident Evil и многие другие.
Самые жестокие и кровавые игры получают от ESRB рейтинг Adults Only 18+, который резко ограничивает аудиторию, а значит, и существенно снижает продажи. Неудивительно, что все компании – производители консолей предпочитают не связываться с подобными проектами. Однако ESRB зачастую критикуют за излишнюю либеральность – за пятнадцать лет лишь двадцать пять игр получили «высший балл».

Активист Джек Томпсон утверждает, что именно игры повинны в том, что подростки приходят в школы с оружием и убивают сверстников. Между тем многие авторитетные психологи с ним не согласны.
Присваивают рейтинги независимые эксперты, имена которых держатся в строжайшем секрете. Каждую игру на основании предоставленных издателем материалов оценивают три человека, после чего ESRB сообщает компании о своем решении. Пока игра не вышла, разработчик может внести в нее коррективы, если его не устроил присвоенный рейтинг, и представить для повторной экспертизы. Когда все готово к релизу, ESRB оценивает финальную версию и выносит окончательный вердикт.
Европейская система игровых рейтингов – Pan European Game Information (PEGI) начала функционировать лишь в 2003 году. В отличие от американского аналога, PEGI не только устанавливает, для какой возрастной категории подходит тот или иной продукт, но и любезно сообщает покупателям с помощью специальных символов о наличии в ней сексуальных мотивов, ругани, жестоких или страшных сцен. В Европе тридцать одна страна использует систему PEGI, при этом в семи из них присвоение рейтинга играм является обязательным.
В России же сложилась парадоксальная ситуация – в нашей стране рейтинг PEGI не имеет законной силы (хотя именно ее значки отечественные издатели чаще всего печатают на коробках с дисками), но и собственной системы у нас не существует. Весной 2009 года в прессе появились сообщения о готовящемся законопроекте, который призван ограничить доступ детей и подростков к потенциально опасной информации (аналогичный закон сейчас действует, например, в Германии). Речь в нем, в частности, шла о присвоении возрастных рейтингов не только играм, но и печатной продукции, телепрограммам, фильмам и книгам. Правда, из всего этого перечня лишь «компьютерные и иные игры» должны проходить обязательную экспертизу. В июне закон был принят в первом чтении, и с тех пор новостей о его судьбе не было.

Как тяжело живется игровой индустрии в стране без объективной рейтинговой системы, наглядно демонстрирует пример Австралии. Казалось бы – развитое, цивилизованное государство, однако ситуация с цензурой на континенте кенгуру хуже, чем во многих странах третьего мира. Список запрещенных в Австралии игр длиннее, чем в Саудовской Аравии и Южной Корее вместе взятых…
А проблема до смешного проста – в Австралии, где средний возраст геймеров перевалил за тридцать лет, возрастной рейтинг не предусматривает категории «для тех, кому за восемнадцать». В итоге всякую игру, которой не удается получить оценку MA15+ (а это и Risen, и Fallout 3, и Silent Hill Homecoming, и Left 4 Dead 2), либо запрещают, либо вырезают из нее «взрослые» моменты. Австралийская игровая общественность уже давно требует ввести в рейтинг дополнительную категорию, однако пока безуспешно – генеральный прокурор Южной Австралии Майкл Аткинсон объявил, что будет всеми силами защищать детей и взрослых от пагубного влияния игр [категория 18+ все же появилась в Австралии, но только в 2013 году, – прим. из 2018].
Сам себе цензор
Хотя активисты из числа противников видеоигр обожают изображать разработчиков и издателей этакими чудовищами, думающими только о прибыли и растлении молодежи, не секрет, что представления о том, какую сцену можно считать откровенной и какой уровень насилия – допустимым, значительно отличаются в разных странах. Например, вряд ли кого-то из японцев удивляли лесбийские отношения между парой героинь невинного, в общем-то, сериала Sailor Moon. Знай родители первого поколения российских анимешников, что без всякого стеснения показывают их детям «эти безнравственные японцы», еще неизвестно, стала бы японская анимация столь популярна в нашей стране.

По сравнению с тем, что вытворяют с Fallout 3 японские моддеры, взрыв атомной бомбы – это еще цветочки.
Что для японца в порядке вещей, вполне может показаться дикостью человеку, воспитанному в традициях западной культуры. Понимая это, американское подразделение компании Nintendo на протяжении многих лет жестко регламентировало содержание видеоигр для своих консолей, ограждая геймеров США от любых спорных с точки зрения морали эпизодов. Особенно Nintendo of America старалась не оскорбить чувства верующих и аккуратно вырезала из западных релизов религиозную символику и мотивы. Компания стремилась избегать игр с излишним насилием и даже выпустила версию Mortal Kombat без кровавых фонтанов и особо жестоких добиваний. Когда оказалось, что Sega продала вдвое больше копий, издательская политика была пересмотрена, правда, и по сей день выход игры с «взрослым» содержанием на консоли от Nintendo – скорее исключение, нежели правило.

Нередки и обратные случаи, когда разработчики-гайдзины стараются уважить чувства жителей Страны восходящего солнца. Так, компания Bethesda решила модифицировать в японской версии Fallout 3 квест, связанный с атомной бомбой, – а именно, убрать возможность взорвать ее вместе с городом Мегатонной. Заодно авторы переименовали портативную катапульту, стреляющую ядерными зарядами, в Nuka Launcher, так как в оригинале она называлась Fat Man – точно так же, как бомба, сброшенная в 1945 году на Нагасаки. Японские геймеры, впрочем, не поняли заботы и остались недовольны.
Не назовешь одобрительной и реакцию русских любителей шутеров на изменения, которым подвергся в нашей стране боевик Call Of Duty: Modern Warfare 2. Как известно, издательство Activision, посоветовавшись со своими партнерами из компании «1С», заблокировало в PC-версии, предназначенной для распространения на территории РФ, доступ к уровню «No Russian», где игрок принимал участие в убийстве мирных граждан в российском аэропорту. Вряд ли в России найдется хоть один геймер, умудрившийся пройти мимо развернувшейся по этому поводу дискуссии. В контексте нашего разговора важно другое: какое бы альтернативное решение ни приняли издатели – не выпускать игру совсем или оставить ее без изменений – разговоров бы меньше не стало, что подтверждает история с депутатом Валерием Селезневым, из чьих обличительных речей, направленных на саму Modern Warfare 2 и ее издателей, явствовало, кроме всего прочего, что его сыну все-таки удалось где-то раздобыть версию игры без цензуры.

Авторы Postal 2, можно сказать, напрашивались, чтобы их игру запретили везде, где только можно.
В России разговоры о вреде видеоигр ведутся не впервые, и мы не застрахованы от повторения подобных историй до тех пор, пока все зависит от доброй воли издателей. Проблема заключается в том, что для большинства чиновников сами понятия «игра» и «ребенок» неразделимы. К сожалению, политики не понимают, что большинство геймеров – взрослые люди старше восемнадцати лет. Среднему поклоннику игр в США – за тридцать, в России – за двадцать. Именно они и сопротивляются цензуре наиболее ожесточенно; довольно глупо иметь возможность покупать алкоголь и сигареты и при этом «быть огражденным» от тлетворного влияния Mortal Kombat и Left 4 Dead. Немалое число игр изначально разрабатывается только для взрослых и к детям не имеет ни малейшего отношения – взять хотя бы Heavy Rain. Однако любая дискуссия в непрофильной прессе сводится к бессмысленному, по сути, вопросу о том, можно ли покупать такие вещи ребенку или нет.

Игры – искусство еще сравнительно молодое и для многих незнакомое, что делает их идеальным «пугалом» для общественности. Скандал вокруг Modern Warfare 2 наглядно показал, что многие из российских законодателей и чиновников с удовольствием последовали бы примеру Уго Чавеса, прикрываясь заботой о подрастающем поколении. Альтернатива такому варианту развития событий – объективная система возрастных рейтингов. Конечно и она – не панацея, особенно пока в России подросткам без проблем продают не то что игры не по возрасту, но и сигареты. Но другого способа, позволяющего хотя бы в перспективе оградить детей от недетских игр и защититься от особо ретивых депутатов, готовых запрещать все и всем, никто пока не придумал.
Дмитрий Злотницкий
Статья из журнала “Страна Игр” №05(302), март 2010 года
Комментарий из 2018:
Текст был написан в 2010 году, в разгар скандала вокруг Call of Duty: Modern Warfare 2 и уровня No Russian. В итоге с 1 сентября 2012 года в России была введена собственная система возрастных рейтингов, описанная в федеральном законе «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию». Российские возрастные рейтинги в целом дублируют европейские за одним исключением: любой игре, в которой есть нетрадиционные сексуальные отношения или намек на них, в России автоматически присваивается рейтинг 18+. Примеры – игры цикла The Sims (однополый секс) и Fire Emblem Fates (однополые браки).
До введения этой системы российская игровая индустрия больше всего опасалась того, что государство возьмет на себя задачу оценивать возрастной рейтинг игр (что повлекло бы за собой сильные задержки с релизом – мало ли как долго государственные эксперты будут принимать решение). В настоящее время издатели самостоятельно принимают решение, какой рейтинг ставить, исходя из рекомендаций юристов и здравого смысла. Поэтому система работает нормально и не создает проблемы бизнесу.
Правда, дети все равно могут без труда получить доступ к запрещенному контенту, но что с этим делать, пока не придумали ни в России, ни в США, ни в Европе.
А еще цензурой в наше время занимаются скорее не государственные органы, а общественные активисты, но это уже совсем другая история.
Константин Говорун
- Игры5 лет ago
PlayStation не виновата
- Игры5 лет ago
Пост-обзор Final Fantasy XIII
- Игры5 лет ago
Spec Ops: из грязи в князи
- Игры5 лет ago
Почему все говорят об игре “Великий Султан”
- Игры5 лет ago
10 причин поиграть в Arcanum
- Игры5 лет ago
Куда плывут “Корсары: Черная метка”?
- Игры5 лет ago
Светлая сторона YouTube: Alina Gingertail
- Игры5 лет ago
Xbox уходит из России?