В защиту агрессии

Недавние события в Коннектикуте (в 2012 году, – прим. из 2018) в очередной раз всколыхнули старинный спор между противниками и сторонниками свободного приобретения оружия. В ход, как водится, идут аргументы разной степени эмоциональности, и если какие-то из них будут апеллировать к сухой статистике, то другие будут больше напоминать вопросы этического характера.

С доводами первого типа все довольно просто: и апологеты огнестрела, и его противники в состоянии предъявить друг другу данные официальных и не очень социологических исследований. Вспоминается и статистика убийств, совершенных при помощи огнестрельного оружия, по разным штатам и странам, и известное наблюдение из «Фрикономики», свидетельствующее, что шанс ребенка утонуть в расположенном рядом с домом бассейном во много раз выше, чем нечаянно застрелиться из принадлежащей родителям винтовки. Те же полемики, в которых речь идет не о том, как есть, а как должно быть, сообразно человеческой природе или принципам цивилизованного общества, часто легко и быстро скатываются в оголтелую софистику, но и накал страстей именно в таких спорах часто бывает куда выше. Главный этический аргумент за свободное хранение/ношение оружия заключается в утверждении, что каждый человек имеет право на самооборону, и лишить его этой возможности (какой бы эфемерной она ни была зачастую) – значит пополнить список жертв ограблений, изнасилований и убийств, что само по себе аморально. Оппоненты приверженцев данного постулата, в свою очередь, доказывают, что само по себе оружие, не обязательно даже и стрелковое, человеку, придерживающемуся принципов разумности и человеколюбия, будет противно, а желание обладать им, в каких бы то ни было целях, соответственно не может считаться нормальным. Топ-блогер всея ЖЖ, давнишний проповедник гуманистических ценностей, в своем посте все о том же инциденте в Коннектикуте на этот счет высказался однозначно: «Я думаю, что в каждом любителе пострелять из пистолета или винтовки сидит латентный психопат, подобный Адаму Ланца или Харрису и Клиболду из Columbine High School. Просто у одних это так и остается внутри, у других – нет, они теряют контроль над собой, берут оружие и идут убивать. Опасайтесь человека, который любит стрелять – вдруг у него сорвется стоп-кран в тот момент, когда вы будете рядом». Значит ли это, что, согласно утверждению господина Адагамова, миллионы геймеров, купивших последнюю Call of Duty, неадекватны и представляют собой реальную опасность?

В одной из своих недавних авторских колонок Игорь Сонин, рассматривая вопрос о корреляции между увлечением видеоиграми и уровнем агрессивного поведения глазами американских специалистов, подтвердил взаимосвязь двух этих явлений. Ныне покойный Игорь Кон в одном из своих последних трудов, «Мальчик – отец мужчины», также ссылается на исследования западных психологов, подтверждающие факт того, что юноши, проводящие время за видеоиграми, в особенности теми, что принято называть «жестокими», склонны к риску, чаще занимаются незащищенным сексом и с большей вероятностью становятся жертвами алкогольной и наркотической зависимости. Иными словами, несмотря на распространенный в народных массах стереотип, представляющий геймера как замкнутого тихого юношу, стеснительного в отношениях с противоположным полом, реальность выглядит иначе. И даже если согласиться, что нет дыма без огня, и вышеозначенный типаж застенчивого скромника имеет место быть, средний поклонник той же Call of Duty или Medal of Honor, на практике будет отличаться именно маскулинностью, пусть и не в самом благородном ее понимании. Приняв это подтвержденное различными наблюдениями утверждение за данность, обывателю, как и в случае со спором про возможность покупки оружия, остается вынести играм некий вердикт – быть или не быть – в свободной продаже, в своей семье или даже стране.

Конечно же, в отличие от дискуссий об огнестреле, попытки рассуждать о жесткой цензуре и тем более запрете видеоигр многими их любителями часто не воспринимаются всерьез: что и говорить, когда самой громкой, пожалуй, фигурой в делах подобного рода стал эпатажный адвокат Джек Томпсон. Это ощущение, однако, иллюзорно, и на самом деле проблема откровенно «взрослых» игр заботит людей, имеющих достаточный вес в обществе и не намеренных поднимать свой рейтинг такой очевидно наживной темой. Так, в декабре прошлого года на сайте Американского союза защиты гражданских свобод появилась публикация, написание которой не в последнюю очередь было вызвано во многом все тем же приснопамятным расстрелом школьников Адамом Ланца, якобы одержимо увлеченным StarCraft и (опять, всей той же) Call of Duty. В самой статье, автор которой встал на защиту видеоигр, никаких принципиально новых суждений и доводов не было, но уже само по себе сравнение сегодняшних адептов запрета жестоких игр с цензорами из 20-х, пытавшимися контролем над кинематографом предотвратить сексуальные перверсии и межрасовые браки, говорит о многом. А в только наступившем 2013-м вице-президент США Джо Байден, намеревающийся предотвратить повторение недавней трагедии, предложил встретиться как с лоббистами Национальной стрелковой ассоциации, так и с видными деятелями игровой индустрии в целях прояснения ситуации. Видные деятели побеседовать с сенатором согласились; их решение подверг критике главный редактор Gamasutra Крис Графт, посчитавший его фактическим согласием с тем, что игры могут быть причастны к подобным инцидентам, а возможную дискуссию – метанием бисера перед свиньями. И если сам Байден в вопросах о потенциальной вредности видеоигр кажется лицом непредвзятым, то к Уэйну Лапьеру этих слов отнести нельзя. Именно он, будучи президентом стрелковой ассоциации, утверждает, что игры вроде GTA или Mortal Kombat вносят свою лепту в увеличение числа подобных печальных преступлений – «разве фантазирование на тему человекоубийств, призванное доставить удовольствие, не является омерзительнейшей формой порнографии?».

Последнее сравнение не случайно: в пуританской США, несмотря на все сексуальные революции и некогда обширное движение хиппи, любая эротика остается темой в большей степени запретной, нежели насилие. Америка консервативна и не поменялась принципиальным образом с 50-х, когда для детей рисовались мрачные (пусть и по форме нарочито веселые) мультфильмы о ядерном апокалипсисе, но показать при этом, например, обнаженную женскую грудь считалось минимум неприличным. Послевоенная Европа же пошла по ровно противоположному пути, предложив считать легкую эротику допустимой для юношества, но оградив его при этом от жестоких сцен. Сегодняшние игровые рейтинги, ESRB и PEGI, несильно разнятся в оценке того, к какому контенту можно допустить несовершеннолетнего гражданина (натуралистичные сцены что совокупления, что брутального убийства в любом случае получат наивысший возрастной рейтинг), но мировоззренческой разницы это все же не отменяет. Германия, к примеру, лишь год назад сняла запрет на распространение Doom, и если в случае с США вопрос об ужесточении закона о покупке пистолетов только поднимается, то в той же Германии к свободному ношению запрещен даже электрошокер. Надо ли удивляться, что всего несколько лет назад в германский бундестаг поступило вполне серьезное предложение рассмотреть возможный запрет жестоких видеоигр вообще? И что, хотя игрушечное оружие можно купить в любом детском магазине, приобретать его, с течением времени, старается все меньшее число родителей? Агрессия большинством психологических школ считается явлением нормальным – и с этим утверждением вряд ли бы рискнул поспорить человек образованный; проблема, однако, в том, что в обществе таких образованных людей негласных запретов, связанных с ее проявлениями, стало слишком много. Даже если мы сочтем, что не игры провоцируют рисковое или преступное поведение, но, напротив, изначально больше привлекают людей подобного склада характера и могут в этом смысле выступать как способ сублимации, это не спасет их от однозначного негативного ярлыка «латентных психопатов». Словно по грустной иронии, признание определенных эмоций естественными возникло бок о бок с явным или косвенным запретом на естественные способы их проявления: отсюда и распространенная в интеллигентских кругах брезгливость в отношении геймеров, которым не претит идея совершить пусть виртуальное, но все же убийство. А закончить данный материал мне хотелось бы словами все из той же книги И. Кона, которого любой мог счесть настоящим гуманистом, и который имел смелость смотреть на сложные вещи объективно, а не через призму личных или социальных страхов: «…современную культуру вполне можно назвать «культурой осторожности», где любой добровольный, выходящий за пределы необходимости, риск представляется нежелательным, девиантным и безответственным. С другой стороны, личная свобода и индивидуальность бытия неотделимы от выбора и риска. […] Не только поэзия, но любое творчество, тем более собственное жизнетворчество – «езда в незнаемое». Так кому же, как не мальчику, отстаивать свое право на риск?! А вы говорите – «гормоны», «незрелый подростковый мозг».

Лилия Дунаевская
Колонка из журнала “Страна Игр” №02(342), февраль 2013 года

P.S. из 2018 (Константин Говорун):
После закрытия печатного журнала “Страны Игр” Лилия работала на IGN Russia, и 2015 по 2017 годы была главным редактором сайта. Очень печально об этом напоминать, но ее нет больше с нами.